На войне. В плену (сборник) - Александр Успенский

К этому времени наши оркестр и хор усовершенствовались (все те же капельмейстер Максимов и капитан Добрынин). Техническую часть, особенно трудную в этой постановке, прекрасно выполнили В. В. Орехов, поручик Павильно-Пацевич и поручик Соболев.

Костюмы и парики Бреславльской оперы. Оперетка имела шумный успех и развеселила нашу публику, сильно приунывшую от последних печальных вестей с фронта и родины. Особенно эффектны и до слез комичны были две солидные балерины: это – командир батареи капитан Шуба и присяжный поверенный, прапорщик А. А. Смирнов.

X. Весна 1918 года

Лекции офицеров Генерального штаба. Наше отношение к государственным переворотам в России и самоопределению народов. О Литве. Акт Литовской независимости.

8 января 1918 года в войну вступила Америка, на стороне России и Франции.

Весна 1918 года. Мы, сидя в плену, с неослабным вниманием следили за тем, что делается на революционном фронте. Новый вождь русской революционной армии Л. Троцкий совершенно не обладал мужеством и храбростью, а только выдающейся жестокостью к своим же войскам. Хвастливое, насмешившее весь свет объявление им «ни мира, ни войны», и сейчас же, вслед за угрозой Гинденбурга нового наступления его армии, поспешное заключение им в феврале унизительного, «похабного» для России мира – сильно ослабило фронт Держав Согласия. Пленные офицеры Генерального штаба читали нам лекции о ходе военных операций, иллюстрируя их планами и картами в большом масштабе. Хотя источники для сообщений были исключительно немецкие, но выводы – заключения, которые делали наши лекторы, были беспристрастные и поэтому очень интересные. Аудитория, где читались эти сообщения, всегда была переполнена слушателями, как солидными седыми полковниками и капитанами, так и молодежью. На лекциях были и те французы и англичане, которые понимали по-русски. Не приходили сюда только революционно настроенные офицеры.

Как же мы – кадровые офицеры старой русской армии – отнеслись к государственному перевороту в России?

После первого ошеломляющего впечатления от известия об отречении царя с наследником, а затем и великого князя Михаила Александровича, от престола мы стали внимательнее читать телеграммы и разбираться в ходе революционных событий в России. Единодушно и горячо осуждая Временное правительство за развал армии, мы, в общем, с большой симпатией отнеслись к тому, что тогдашняя русская власть добровольно признала исторические права и культурно-национальное самоопределение народов, входящих в состав Русского государства, в смысле их независимости и объединения.

Сознание, что Россия не является теперь больше «угнетательницей» других народов, каковой считали ее в Европе, меня искренно радовало. На протяжении долгих двадцати пяти лет военной службы вместе со мной в русской армии служили и были моими искренними друзьями и литовцы, и латыши, и поляки, и грузины, и эстонцы, и татары, и армяне. Военная служба и офицерские традиции соединяли всех нас в одну дружную семью. Нас не касалась правительственная «политика разъединения» офицеров по национальности или по религии. Мы – русские строевые офицеры не свыше командира батальона – сами возмущались «католическими вакансиями» или неаттестацией на роту или на батальон иногда выдающегося по службе офицера – нашего товарища – из-за его нерусского происхождения.

Конечно, прием офицера в полк много зависел от согласия не только командира полка, но и общества офицеров, и вот, например, в Литве и даже в Польше, т. е. в пограничных округах, были некоторые полки, как наш 106‑й Уфимский полк, в котором из шестнадцати строевых ротных командиров было шесть инородцев – не православных.

Объявление самоопределения народов и связанных с ним возрождения и самостоятельности некоторых государств, как Литва, Латвия, Эстония, Финляндия и Грузия[32], порадовало меня за моих боевых товарищей по русской армии, но в то же время меня удивила и огорчила слепая ненависть, правда немногих офицеров (поляков), которые, вместо радости возрождения своего государства, с пеной у рта, не считаясь с выражениями, кричали на коридоре, что Россию следует совершенно уничтожить! Они непременно хотели мстить всему русскому народу за плохую политику его правительства. Они смешивали народ и русское общество с правительством. Они забывали, что русское общество, в лице своих великих писателей, всегда отличалось высокими идеалами общественной справедливости, права и свободы.

Наконец, в своем озлоблении они забывали простую евангельскую истину: «Мне отмщение и Аз воздам» (Рим. 12:19).

Я вспоминаю, как в то время, дружески обнявшись с капитаном И. П. Баллодом, мы ходили по полутемному коридору в нескончаемых разговорах о создавшемся новом положении. И. П. рассказывал мне о своей Латвии и приглашал меня, прежде чем возвратиться после плена в Литву, погостить у него. Я радовался радости его за латышский народ, радовался его восторженным речам и мечтам о ближайшем будущем… Он эти мечты претворил в действительность, когда явился спасать свою Родину от непрошеных «опекунов» – немцев и большевиков: он сейчас же сформировал партизанский отряд, потом – батальон, полк, дивизию… и наконец стал во главе всей латышской армии как ее главнокомандующий.

Не менее думал я о судьбе Литвы, где я жил. Литовский народ добивался автономии еще в 1905 году, на так называемом «Великом сейме» (в Вильне, ноября 22–23), и, благодаря этому Сейму, получил некоторые свободы: печати, языка, обществ и пр., а главное – проснулось национальное самосознание литовского народа, и хотя эти свободы вскоре опять были урезаны, литовское национальное возрождение подвинулось вперед.

К концу войны, когда появился лозунг о самоопределении больших и малых народов и когда определился уже проигрыш Германии в войне, немцы начали «заигрывать» с Литвой, которую они жестоко оккупировали уже третий год. Еще в 1917 году немецкое главнокомандование разрешило литовцам собрать свою конференцию в столице Литвы Вильне (18–23 сентября).

Конференция (более двухсот депутатов) принципиально высказалась за воссоздание Литвы в этнографических границах, а для конкретного установления этих границ и отношений к соседним государствам выбрана была Литовская Тариба (Совет).

Эта Тариба 16 февраля 1918 года в час тридцать дня, в Вильне, в доме Штраля, и объявила независимое Литовское государство с древней столицей его – Вильна. Главными вождями литовского народа в этот исторический момент возрождения славного Государства Литовского явились следующие лица, подписавшие акт независимости: председатель Тарибы – вечной памяти – доктор Йонас Басанавичюс, заместитель председателя – первый и нынешний доблестный Вождь народа, Президент Литовской Республики Антанас Сметона и члены (по литовскому алфавиту:) С. Банайтис, М. Биржишка, К. Бизаускас, П. Довидайтис, С. Кайрис, П. Климас, Д. Малинаускас, куниг В. Миронас, С. Нарутавичус, куниг А. Петрулис, куниг К. Шаулис, доктор Ю. Шаулис, Й. Шервас, Й. Смильгевичиус, куниг Ю. Стаугайтис, А. Стульгинскис, Й. Вайлокайтис и Й. Вилейшис. Тариба эта после объявления акта о независимости Литвы продолжала работать для блага возрождающегося государства. Все эти события не сразу, но доходили до нашего сведения.

«16 февраля 1918 года

Литовская Тариба в своем заседании 16 февраля 1918 года единогласно постановила обратиться к правительствам России, Германии и других государств со следующим заявлением: Литовская Тариба, как единственное представительство литовской нации, на основании признанного права самоопределения народов и постановления Литовской конференции в Вильне от 18–23 сентября 1917 года, объявляет о восстановлении независимости Литовского государства, основанного на демократических началах, со столицей Вильной, и отделении этого государства от всех государственных связей, бывших с остальными народами.

Одновременно Литовская Тариба заявляет, что основы Литовского государства и связи его с другими государствами должен будет окончательно установить как можно скорее созванный учредительный Сейм, избранный на демократических основах всеми его жителями.

Литовская Тариба, сообщая об этом (такому-то) государству, просит признать независимым Литовское государство».

XI. Голод

Посылки из России. Чтение в церкви. «Искреннее вознесение – это песнопение в церкви». Светлая Утреня. Беседа за пасхальным столом. На чердаке.

В 1918 году от голодания особенно тяжело переживался плен. С весной в нашем лагере при медицинском осмотре недавно прибывшими к нам русскими пленными врачами обнаружено много офицеров, заболевших от истощения туберкулезом. Комитет штаб-офицеров через старшего в лагере добился у коменданта разрешения покупать молоко в местечке Гнаденфрей для легочных больных (по назначению врачей). Некоторые офицеры, не получавшие посылок из России, просили коменданта разрешить им жить в деревнях у крестьян, под конец войны относившихся к нам, пленным, сочувственно, – чтобы физическим трудом на полевых работах на воздухе и питаясь за то у хозяев, поправить свое здоровье. Но новый комендант замахал руками: «Как это можно, чтобы офицер стал работать, как простой мужик! Нельзя, нельзя!» Между прочим, этот комендант особенно следил за тем, чтобы все пленные офицеры были всегда одеты по форме.